Мор Йокаи. 20 000 лет подо льдом.
От переводчика
Научно-фантастический роман известного венгерского писателя Мора Йокаи (1825-1904) "20 000 лет подо льдом" можно скорее назвать антинаучно-фантастическим. Дело в том, что это был уже второй роман писателя, написанный в жанре фантастики. Первый же был подвергнут общественностью и Академией наук беспощадной критике за довольно смелые толкования и прогнозы научных достижений. Поэтому роман "20 000 лет подо льдом" Мор Йокаи, имея изощренное чувство юмора, умышленно напичкал невероятными событиями и слишком заумными научными комментариями об эволюции животного мира, геологических процессах и природных явлениях. Читаешь книгу, и ловишь себя на мысли, что такого не могло быть, но с другой стороны органически воспринимаешь веские "научные" аргументы, абсурдные гипотезы о плавающих островах, сотворении мира за несколько дней, воскресении людей, простоявших в кристаллах хрусталя 20 000 лет.
Действие романа основано на реальных событиях. Австро-венгерская экспедиция под руководством Карла Вейпрехта и Юлиуса Пайера на парусно-паровой шхуне «Адмирал Тегетгофф» (нем. Admiral Tegetthoff), отправившаяся в 1872 г. для открытия Северо-Восточного прохода, была затёрта льдами к северо-западу от Новой Земли и затем, постепенно уносимая ими к западу, 30 августа 1873 года принесена была к берегам неизвестной земли, получившей название в честь императора Австро-Венгрии - Земля Франца-Иосифа.
Александр Пругло.
Глава1. Забытый матрос.
На одном из торжественных банкетов, которые устраивались в обеих столицах
Австро-Венгерской монархии [Австро-Венгерская монархия (1867-1918 гг) - была
создана из Австрии и Венгрии. Столицей Австро-Венгерской монархии была Вена.
Кроме того, Венгрия, как составная часть этого государства, имела свою столицу - г.
Будапешт.] в честь выдающихся северных путешественников, один уважаемый
мореплаватель, под влиянием вина, искренне признался, что моряки забыли на
«Тегетгофе» [«ТЕГЕТГОФ» - корабль австро-венгерской экспедиции в северных краях
(1872-1874 гг.)] своего товарища.
А произошло это вот как. Врач Кепеш так натер бальзамом обмороженные ноги и руки
одного матроса, что тот крепко уснул.
К несчастью, корабельный знаменосец, составляя списки тех, кто отправлялся в путь, не
имел свечи, и ошибочно имя Петра Галибы выпало из списка. Когда через пять
дней начало светать, капитан заметил, что одного человека не хватает. А узнали
об этом вот как. На корабле были метровые свиные колбасы. Их делили между собой таким
образом, что каждый кусал колбасу только один раз. Одну колбасу давали двадцати
пяти морякам (ибо человек не откусит колбасы больше четырех сантиметров).
Капитан заметил, что с тех пор, как сели в лодку, четыре сантиметра колбасы
всегда остаются. Это и свидетельствовало о том, что одного человека не хватает.
Возвращаться к забытому матросу не было смысла - тот уже, наверное, умер от
голода и жажды, потому что на корабле не осталось ничего съестного.
С Петром Галибой случилось то, что было уже не с одним человеком, который,
путешествуя, не проснулся вовремя.
Дома сообщили жене, что Галиба умер, и назначили ей пенсию.
Другие главы этого романа Вы сможете прочитать на сайте: http://proza.ru/avtor/aprug/
Катруся
Новелла, перевод с украинского.
Василь Стефаник
Когда Катруся приходила в себя, то мама садилась
возле нее и жалобно говорила:
- Катруся, сколько ты, милая, будешь хворать? Деньги ушли,
вторых заработать не заработаешь, хоть бы-с и поднялась. А я
поразносила деньги по гадалках. Да и с того нет никакой пользы. Правда,
гадалка угадала все, что дома у нас творится, какая тебе боль, но корень совсем
не помогает. Верно, тебе уже нет выхода ...
Катя лежала неподвижно. Водила
сухонький рукой по личику.Синие ногти были как ее синие глаза, и казалось, что
по лицу блуждает много синих глаз, удивительных, блестящих. Всеми
теми глазами Катруся глядела на маму и поддакивала ее жалостным словам.
- Ой, нет, бедный мир, нет. А папа напрочь
опечалился. Приходит в
голову, чем тебя похоронить, как умрешь? Как на тебя посмотрит, и
чернеет от тоски. Мы, Катенька, вон из всего вышли. Муки на
дне лишь немножко, зерна ни одного возле
дома, и сломанного гроша нет. Если бы-с умерла, и бы-м стали как посреди воды. Кабы тебя Бог хоть до
осени додержал ... Эй, девка, девка, то-то себя и нас поработила!
Мама взялась Катрусю чесать.
- Ты так страшно горишь
и так кашляешь, что пусть Бог сохранит! Ни лохмотья натянуть на
тебя, ни расчесать, ни умыть. Боже,
Боже, как мы горько мучаемся. Прошу Бога, чтобы-м половину той муки на себя взяла, да
и не могу допроситься.
Слезы мамины капали на Катрусины волосы и
пропадали, как вода в песке.
- Что с тобой сделалось? Такая-с
была годная, такая работница на все
село! Вся душа радовалась,
думали-м, нам легче станет из-за тебя, а вышло какое там легче! Кабы хоть
что кушанья хорошего, а то мы животеем на одной картошке, а ты же погибаешь. И трудно
ходить уже по домам молока просить, уже
столько находила, что теперь и показываться стыдно.
Мама заплетала косу.
- Спрашивается, зачем я цветов тебе накупила? Увалила-м
два лева, как в болото. Уже, верно, я тебя в те
цветки насмерть уберу ...
Заплакали.
- А ну-ка, дайте, я посмотрю на них. Мама дала
Кате цветы синие, белые, зеленые, красные. Катруся
пересматривала их, лицо ее слабо
улыбалось, а синие, белые, зеленые, красные блески блуждали по лицу.
- Дай сюда быстренько, а то папа идет и скажет, что у тебя еще в голове
девичество.
* * *
Катрусю положили на телегу, чтобы везти к врачу. Мама,
плача, подкладывала ей подушку под голову.
- Чтоб я уже не дождался вас дохторовать! Кабы-сте
сдохли, то раз бы похоронил и сдыхался!
Держал
вожжи от одноконки и со злости дергал на себе волосы.
- А ты, бесстыдница,
помни, что, как я деньги задаром по дохторам
рассею, то и тебе аминь тогда сделаю! Я тебя без дохтора
похороню, я тебе буду дохтор. А откуда же я наберу на вас, на дохтора, на аптикы и
на черта рогатого! И мой мозоль не способен этого выдержать, ой не
способен. Нанял вот подводу, и лучше уж отвезти на могилу, и
вывернуть, и сбыться. Боже, боже, что это на меня нашло сегодня! Ну, ганцыга, двигай
своими белоклубыми боками!
Потянул клячу кнутом и выехал за ворота.
На улице Катруся с интересом осматривалась. С
осени много чего изменилось. Дядя Семен загородил
изгородь, старый Николай пошил заново овин. Катя забыла и за ругань
папину, так рассматривала все по сторонам.
По полю суетились люди, пахали, сеяли. Жаворонки
над ними пели. Черная пашня рассыпалась под солнцем.
Катруся покраснела и все себе думала:
«Надеюсь на Бога, что поднимусь, что еще весну не
потеряю. Сейчас же найду себе работу ... Боже, Боже, найди мне
лекарство!
Была уверена, что весны не потеряет. Папа
сидел впереди и долго молчал. Наконец заговорил:
- Смотри, денек как золото, а ты ходи по дохторам!
Обратился к Кате:
- Скажи ты мне,
девка, что я должен с тобой делать? Лежишь и лежишь, да и ни жизни, ни смерти. Я денег насобираю и насобираю,
да и все впустую! Кабы-м
знал, где тебе лекарство, то бы-м искал, а так что я знаю? Кабы ты
уже или сюда, или туда! И тебе лучше, и нам лучше ...
Катруся плакала.
- Так, милая, нечего плакать, все-таки правду говорю! Ты себе
умрешь и понятия не будешь иметь, не все ли равно в земле гнить? Какая сегодня легкая жизнь,
лучше умереть и не корпеть всю жизнь на чужом поле! Уже-м
денег набрал, да еще наберу на похороны, да и на старости жиды из дома выгонят. Эх, кабы-м знал, что не будет тебе лекарства, то
сейчас бы возвратился домой. Деньги, что остались, пошли бы тебе на похороны.
Катруся заплакала и закашлялась на все поле. Папа
вытащил из пазухи яблоко и несмело подал дочери. Никогда
он еще не давал ей никаких лакомств.
- Не плачь, милая, я тебе не враг. Я только говорю, чтобы даром деньги не отнести, чтобы
себя не искалечить и чтобы тебе помогло. Ты же ты
сама, детка, видишь, что ничего не ведаем .Я бы для тебя мизинец свой отрубил и
не пожалел бы. Я за тебя
имею среди людей почет, как за парня, потому что работница на все село. Сынок, я на
тебя дул, как на пенку, и вижу, что умрешь. Очевидно,
тебе нет выхода. Ой, милая, милая, то-то мы будем бедствовать без тебя ... Ой, будем, будем ...
Старик замолчал.
- Ой, умру, умру, уже вижу, что мне нет выхода, -
шептала Катя. Въезжали в город.
* * *
Возвращались домой. Сосед
Николай также с ними.
- Он мне такое
напел, что где, где, где-е-е! Мужику к докторам не пристало ходить. Кабы, говорит, много
молока пила и мняса какого легкого чтобы поедала, чтобы желудок себе наладила,
чтобы хлеба белого - где что на свете есть, то загадал. Может, оно в панстве помогло бы, но в нашем состоянии это
не поможет. Достаточно того, что как он начал увещевать, то я уже и не дослушивал до конца. Вроде было бы что с того,
если бы дослушал? Пусть умирает так, как есть. Пусть выпьет той медицины-м, взял в аптике, и пусть или выхваривается,
или как сама хочет.
- А вы думаете, - начал сосед, - что доктора дают
мужику такое лекарство, как пану или жиду? Хоть
так здоровы! Мужику что сунет, сунет, и спасайся. Будто ему
хочется мужику хорошего лекарства поискать? С паном что день, то добрый день, а с мужиком что?
- Кабы, может, уважите, с кем посоветоваться, а то
наше какое? Поцеловал в руки и жди, пока скажут деньги дать ...
- Лучше было узнать
у старой Иванихи. Она, знаете, пошла к дохтору, и как он начал ее
обследовать, то она ему напрямую: «Ой, говорит, господин дохтор, дайте мне
последнее лекарство. Я, говорит, бедная баба, не имею из чего дохтороваться
и дайте мне последнее лекарство». Дохтор, знаете,
всмотрелся в бабу и говорит: «А ты откуда знаешь?» - «Ой, - говорит баба, -
откуда знаю, то знаю, но дайте мне такую риципку на последнее лекарство». Как начала, как начала,
дал, и до сих пор ходит ...
- Как же не хватило ума спросить. Вы
думаете, что это с господином так говорить, как вам кажется? Говори
раз, два, да и убирайся, шуруй!
- Пошла баба с той
риципкой к аптике. Дала аптикарю, а сама, к бесу, мудрая, смотрит, как он ей
то лекарство делает. То рассказывала, что как себе капнул то лекарство на ладонь, то насквозь сквозь руку прошло. Но
то лишь где-то сотому удастся такого лекарства достать. А мужикам
лишь такое лекарство доступно, что либо сюда, либо туда!
- Эй, бедный мир,
что я не расспросил бабы, как оно надо того лекарства просить. А так и деньги потерял, и ничего не
поможет ... То-то гадко сделал.
- Да, верно, нет вашей девке выхода. Смотрите,
как она горит? Не будет с нее толку, как с того листка, оторвавшегося от дерева ...
- Ой, нет, нет, и деньги ушли. Кабы хоть у Иванихи
спросил ...
- Да это, видите, от чего лекарство. Аптикар
имеет свою аптику, и то умирает ...
От переводчика. Я предлагаю новеллу классика
украинской литературы Василя Семеновича Стефаника (1871-1936) о том, какую
медицинскую помощь получали крестьяне Западной Украины сто лет назад. А
проблемы здравоохранения остались таковыми и сейчас. Не кажется ли уважаемому
читателю, что и сейчас фармацевтическим корпорациям невыгодно сразу излечить
всех больных «последним лекарством», надо побольше на них заработать
миллиардов?.. И совсем уж гениально звучат из уст простого мужика слова:
«Аптекарь имеет свою аптеку, и то умирает»! Александр Пругло.